Кто старший?

«Отрыгнув сомненья, закатав рукав

Нелегко солдату среди буйных трав

Если б он был зрячий — я бы был слепой

А если б я был мёртвый — он бы был живой»

Тебя ударит, когда ты будешь ужинать.

Жёлтый дисплей электронных часов, вмонтированных прямо в чёрное стекло духовки, тихо пискнет, показывая девять часов вечера. Великовозрастный сын, ещё вчерашний школьник, ругнётся за стенкой, сетуя на очередной проигрыш в компьютерной игре. Жена тихо вздохнёт, пробегая глазами ещё одну колонку женского блога.

А тебя ударит.

Сильно, прямо по затылку. Ударит тяжёлой подошвой ботинка, которую ты не чувствовал уже лет двадцать. Ударит так, что мерзко скрипнет металлическая вилка, царапая дно керамической тарелки, ещё недавно доверху забитой сытным ужином.

Ничего в целом не изменится, да. Всё также продолжит моргать, отсчитывая минуты, жёлтый дисплей, всё также тупо будет смотреть в экран планшета жена, продолжит материться сын. Вот только ты станешь другим. Таким, каким тебя не узнает твой ребёнок. Таким, какого тебя уже давно забыла жена. Таким, каким стены этой квартиры, купленной всего лишь десять лет назад, ещё никогда тебя не видели.

Дыхание вдруг собьётся, зрачки вспыхнут жёлтым пламенем, колдовским волчьим огнём. Широкая и крепкая ладонь со следами так и не заживших мозолей с силой сожмёт вилку. Костяшки побледнеют, а взгляд тупо уставится на соломенного домового, что уже который год неизменно стоит на кухонной вытяжке. Его вам с женой на свадьбу подарила твоя мама.

Впрочем, для тех голосов, что сейчас неистово и глухо перешёптываются в твоей голове, никакой свадьбы не было. Её и не могло быть. Не для того парня в кожанке, не для того волчонка, которого злодейка-судьба превратила в подонка.

Вилка резко брякнется об стол. Одряхлевшее, но всё ещё могучее тело вдруг поднимется из-за стола, с зубодробительным кафельным скрежетом отодвинув стул. Сколько в том теле будет тебя самого, а сколько – того дикого парня, что ты давным-давно задушил своими собственными податливыми руками?

Тело, слегка пошатываясь, выйдет в коридор. Ударится плечом об массивный шкаф-купе, недовольно зашипит. На шум прибежит жена и удивлённо уставится на собирающегося куда-то в столь поздний час мужа. Ты что-то успокаивающе будешь говорить про неожиданные проблемы на работе, сетовать на свою забывчивость, объяснять, что ты «…только до Виталика и всё. Туда-обратно». Но жена всё равно не поверит. Она обидится, и всю грядущую ночь проведёт в молчании, злясь из-за мнимой супружеской неверности. Откуда ей знать, что с Ленкой окончательно порвано ещё три года назад, а ту стрипуху из сауны после того раза ты вообще больше не видел?

Впрочем, ты не обратишь внимание на мокрые и обиженные глаза жены. В любой другой день – да, ты бы сделал всё, чтобы солёные капли из них пропали. В конце концов, ты действительно её любишь, как бы не вели тебя «налево» неодолимые животные позывы. Но не сегодня. Сегодня две пары мокрых глаз, отчаянно сверлящих твою спину, не пробудят в твоём сердце ничего. Ничего, что могло бы помешать тебе выскочить в прокуренный подъезд, шугануть своим видом стайку подростков, тихонько распивающих пивной вишнёвый суррогат, и одним махом выскочить наружу, во двор, прямо в прохладный ноябрьский вечер.

Твой сын, кстати, несмотря на весь шум в прихожей, так и не вылезет из своей комнаты.

Новенькая белая «Ауди» приветливо моргнёт тебе оранжевым глазом фар. Радостно бибикнет, когда ты снимешь блокировку с дверей. Весёлым отсветом четырёх скрещенных колец подмигнёт твоей жене, тревожно и грустно выглядывающей из окна пятого этажа. У машины есть повод для радости. Чрево металлического животного всем своим неживым нутром чувствует, что сейчас его, наконец-то, будут использовать не для унылых покатушек в рестораны или магазины, а для настоящего, серьёзного дела.

А жена… А что жена? Она так и останется там стоять, глядя, как ты выруливаешь из вечернего, битком забитого двора. Удивится тому, что ты повернул направо, ведь твоя любовница, да-да, та самая, с которой уже всё кончено, существовала где-то там, в левом повороте автомобиля. И только когда алый свет задних фар скроется за громадой бежевой новостройки, лишь тогда она отвернётся от чёрного прямоугольного провала, надеясь забыться в бесконечном пространстве интернета.

Откуда ей знать, что сегодня тебя ведут не позывы похоти? Что скелеты в твоём шкафу сегодня гулко рычат, ожидая реванша?

Новая, красивая машина будет размеренно нести тебя по полупустым улицам ночной Москвы. Поворот, поворот, ещё один. Остановка на перекрёстке. Стайка подростков трётся у круглосуточного продуктового, в котором продавец с низкой гражданской ответственностью отпускает им тайком новомодные электронные сигареты. А вокруг – светлым-светло. Зимние ночи потихоньку вползают в отмирающую осень, в голос заявляют о своих правах. А вокруг – светло. Не так, как тогда, лет двадцать пять назад, когда жмур в тёмном гардеробе твоего сердца ещё мог похвастаться мускулатурой.

Светофор наконец-то призывно загорается зелёным. Ты рвёшь вперёд, перекручивая обороты и трогаясь сразу со второй. И совсем не обращаешь внимание на недовольные рожи остальных водителей. Всё также. Ровно как и двадцать лет назад.

«Ауди» несёт тебя вперёд. А твой волчий жёлтый взгляд тем временем внимательно, как и подобает хищнику, осматривает быстро мелькающий за окном пейзаж. «Лента», «Дикси», «Дикси», «Магнит»… один и тот же калейдоскоп, один и тот же круговорот, повторяющийся из километра в километр, перебивающийся лишь редкими вкраплениями огромных человеческих ульев, перед которыми старые пятиэтажные хрущёвки, да что там, даже огромные брежневки – суть лилипут перед Гулливером. И всё это под соусом из мелкой раздражающей мороси и неонового света, бьющего изо всех щелей. Зверь, что с первобытной, правильной жестокостью шевелится у тебя внутри не помнил всего этого. Его память – это совсем иное. Вместо храма – старые вонючие подъезды, едва освещаемые одной-единственной тусклой лампочкой, вместо купели – пустой магазинный прилавок, крестного отца заменил толсторожий политик из телевизора, извергающий из своей вонючей пасти десятки непонятных слов, а за запах ладана – у него родной и терпкий «аромат» синего импортного «Винстона». Впрочем, к чему вся эта церковная тематика? Ничего более сатанинского, чем жёлтые глаза зверя, засевшего у тебя в душе, всё равно нет. Если не считать, конечно, этих муравейников.

Чертаново, Тёплый стан, даже Крылатское, всё осталось позади. Хромированные диски, омываемые мелкими каплями дождя, наматывают километры. За спиной – то самое, воспетое в бесчисленных анекдотах и ублюдских телевизионных шоу десятилетней давности, Рублёвское шоссе. Говорят, кстати, давным-давно потерявшее свой статус самой элитной улицы России. И как немое свидетельство этого – безвкусные и поражающие своей уродливостью дома олигархов, все как один кичащиеся мерзким и однотипным дизайном. Зверю внутри тебя резко становится тошно. Он – как самый чуткий критик от природы, моментально подмечает всякую гниль, всякое уродство и всякое издевательство над красотой. Даже если это надругательство размывает ночь и неон.

Ты резко выкручиваешь руль, выезжая на родную «Москву-Ригу». Поздняя «БМВ», неизвестно как оказавшаяся на междугородней трассе, раздражённо гудит тебе вслед. Ты не встреваешь в перепалку. Лишь быстро хлопаешь себя по левому боку. Жест, от которого ты, казалось бы, давно отучился.

Только вот не отучился от него тот, чей злой взгляд пробивается из-под твоих глаз.

Машина несётся вперёд. В те места, где ты уже очень давно не был. Сперва, конечно же, было, что называется, западло. Потом – очень страшно. Ни твой ребёнок, ни твоя жена, ни даже бывшая любовница никогда не были на этой трассе. Ты никогда не привозил их сюда, никогда не пытался показать свою малую Родину, выбирая для отдыха с женой если не Турцию с Египтом и Испанией, то Ивановскую область, где жили её родители. Любовницу же ты обычно возил под Калугу, в давно примеченный коттеджный посёлок. Восток, юг, даже север иногда, когда по рабочим делам необходимо было смотаться в Питер. Но не запад. Ни в коем случае не запад.

Потому что ты всегда очень боялся одного. Что тот ты, дикий и звериный, который вот-вот готов полностью войти в свои права, сорвётся там с цепи. Просто потому что он, в отличие от тебя, никуда не уезжал. Для него эта самая «Москва-Рига» абсолютно законная охотничья территория. А вот ты на ней – самая настоящая жертва.

По крайней мере, тот ты, который сейчас сидит за рулём «Ауди».

Блестит влажная металлическая вывеска. Сияет, отражая свет ночных фонарей, надпись «М-9». И только ты стоишь на обочине, оперевшись одной рукой на капот машины, а другой судорожно шарящий за пазухой. Сейчас этот жест необходим не тому, звериному и волчьему, а тебе, именно тебе. Просто потому что в каждой паре мокрых фар, мчащихся в сторону Матери Городов, ты снова и снова видишь ту самую белую прокуренную «семёрку», на которой когда-то в этот город приехал молодой парень. Одет он был в собственноручно вываренные джинсы, в олимпийку самой вырвиглазной расцветки и поношенные кроссовки. С собой у него было лишь пару десятков советских рублей, грубо выточенная свинчатка и небольшой пузырёк белой и густой жижицы, которую ему подогнал школьный товарищ, только недавно вернувшийся из Афганистана.

Это уже много позже молодой двадцатилетний парень, умудрившийся в кромешное перестроечное время откосить от армии, поймёт, что кастета для выживания в Москве совершенно недостаточно, и что лучше иметь с собой штатный ментовской «Макаров». А ещё лучше – целый «ТТ». Ещё чуть позже, когда танки прогромыхают по Манежу, парень поймёт, что теми самыми рублями, которые с портретом Ленина, вскоре можно будет только подтираться, и лучше заранее перевести все наличные деньги в твёрдую валюту. Но ещё раньше до парня дойдёт, что один флакончик с опиумом хоть и способен обеспечить первоначальный капитал начинающему коммерсу, но для ведения серьёзных дел его будет ой как маловато.

А потом, когда вспыхнет Белый Дом, когда килотонны незаконного оружия пойдут в Ичкерию, молодой парень станет тем, кого конец стального двадцатого века превратит в подонка. Он мог бы служить в разведке, мог бы играть в кино. Мог бы стать настоящей опорой и поддержкой для своей страны. Но он предпочтёт другой путь. Путь палёной водки, путь перестрелок в кафетериях и путь контрабандных наркотиков, ввозимых прямо из знойных степей Средней Азии. Уже потом, в середине «лихих и свободных» он, обзаведясь сто девятым «Мерседесом» будет со смехом вспоминать, как крышевал лоточников на вокзальном перроне своего родного города. Будет утирать скупую слезу, когда на него нахлынут воспоминания о жестоких, ещё советских драках стенка на стенку, где в ход шло всё: от битых бутылок до тяжёлых мотоциклетных цепей.

Правда, всё тем же, волчьим чутьём он вовремя поймёт, что ветер переменился. Быстро сменит кожаную куртку и малиновый пиджак на фирменный официальный костюм. Пересядет с «мерса» сперва на «БМВ», а потом и на «Ауди», выведет активы в легальный бизнес. Над ним сперва будут смеяться его сотоварищи по криминальному делу. А потом им станет не до смеха, когда их, одного за другим, таких вольных, привыкших брать от жизни всё и врубать «быка» при малейшем намёке на компромисс, начнут сажать. Методично, спокойно, по указу сверху. Просто потому что они не смогут вписаться в новый рынок. Точно также, как за десять лет до этого не смогли вписаться в него тысячи инженеров, фрезеровщиков и простых шофёров.

Впрочем, как и на те реликты безвозвратно ушедшей эпохи светлого будущего, на своих недавних друзей тебе тоже будет плевать. К началу нового тысячелетия ты будешь иметь абсолютно легальный бизнес по заготовке стройматериалов. Благодаря связям в Питерском порту отборная древесина пойдёт дальше – в Европу, на Британские острова, да даже Америке немного перепадёт.

Пушнина, янтарь, дерево. Всё как во времена Ивана Грозного. Круг замкнулся. И даже новые, уже безбородые, с наголо остриженной головой, бояре заселяются в свои барские хоромы. На этот раз не в Александровской слободе, всего лишь на юго-западе Москвы. И пушки гремят не в Прибалтике, а на далёком Кавказе. Так что для тебя, лысого и обеспеченного, то лихое время так и закончилось. В трёхкомнатной квартире, рядом с женой и сыном, рождённым на стыке тысячелетий. Последний штрих в картине ушедшей эпохе ты сделал сам. Остановившись однажды, в ночной час, возле Москвы-реки ты, широко размахнувшись, выкинул в тёмную гладь воды широкий полупрозрачный зиплок. Милиционер, мирно куривший в стороне, внимательно посмотрел на тебя, толстеющего и обеспеченного, но ничего не сказал, позволив уехать с миром. А стоило бы. Просто потому что нахождение у преуспевающего бизнесмена пистолета «ТТ», со сбитыми номерами, старого ножа, вполне проходящего как холодное оружие, и фальшивого загранпаспорта на имя Вениамина Игорева принесло бы молодому сержантику пару новых звёздочек на погоны.

Но Бог миновал.

Бог миновал, а поэтому следовало отплатить Демиургу тем же самым. И ты начал медленно, шаг за шагом, чтобы никто ничего не заподозрил, особенно друзья-коллеги по бизнесу, запинывать куда-то в глубь себя того самого парня, что когда-то курил «Приму» в новенькой батиной «семёрке». Именно того самого волчонка, что совал сбитые костяшки кулака прямо под нос зашуганным челночникам и коммерсам. Того самого, который зажимал разорванный ножом бок, отчаянно отстреливался от наседавших братков где-то на Тверском. Того самого, что не морщась продавал чеченцам списанные стволы, а затем преспокойно смотрел телевизор, снова и снова крутящий ужасные кадры из Моздока и Грозного.

И знаешь, у тебя получилось. Тот самый молодой и дерзкий зверёк проиграл сражение комфорту и тихой домашней гавани. Тут подмазать, там доплатить, здесь купить жене цветы – всё это легче, чем врываться со стволом наголо в душные офисные помещения, пытать предпринимателей паяльником или ехать в очередной полупритон, снимать насквозь трипперных блядей. Звук шуршащей бумаги намного приятнее на слух, чем стоны тяжелораненого. И дикий зверь, когда-то банчивший аптечными пузырьками с опиумом, успокоился. Затаился, растворился где-то на дне нечистой душонки.

А сегодня вдруг решил проснуться.

Ты бредёшь, по щиколотку в грязи, по ночному подмосковному лесу. Когда-то в этих местах погибали люди, сегодня – спокойная и сытная жизнь. Ты уже не отдаёшь себе отчёт в своих собственных действиях, руки произвольно шарят по телу, ища заветную кобуру с таким родным, давным-давно утопленным пистолетом. Хлюпанье гнилых, перемешанных с мокрой землёй листьев выводит тебя из себя. Ты дико зыркаешь по сторонам, не в силах больше выдерживать адской какофонии из далёких автомобильных моторов и чавканья лесной грязи.

Ты не смог убежать. И больше никогда не сможешь. Все попытки будут тщетны, каждая дорога станет петлёй, каждый автомобиль, на котором ты пустишься в бега, по наступлению полуночи, словно карета из девичей сказки, моментально превратится в ту самую «семёрку».

И хорошо, если ты сегодня вернёшься к своей семье. Грязный, недобрый, совсем другой. Такой, каким ты был когда-то. Такой, каким ты сам себя забыл. Это будет хорошо. Но скорее, будет немного по-другому. Твёрдой хваткой что-то вопьётся в горло, дико зашипит выходящий из лёгких воздух. Иван Максимов, преуспевающий бизнесмен, такой себе муж и бывший бандит, упадёт на колени прямо в холодную осеннюю слякоть, не жалея ни дорогих джинс, ни лакированных туфель.

И только Смерть тихим костлявым голосом вдруг прокурено и глухо клацнет ему прямо в ухо: «Кто старший?!..»