Атлант расправил плечи, взял чемодан и вышел

“Не стали ли вы думать, что способности одного человека представляют угрозу другому?” Айн Рэнд “Атлант расправил плечи”.

Моё поколение рожденных в СССР имеет особый опыт. Вместе со страной мы не только прожили этап становления российского капитализма, но и могли наблюдать, как борется за выживание вековая привычка всего среднего уничижать уникальное. “Не высовывайся” с его “тройкой” как государственной оценкой вдруг оказалось перед неизбежностью признать заметное, независимое, самодостаточное как благое, как прогрессивное. Серое чернело от одной мысли о соседстве с чем-либо ярким. Металось в поисках культурного прибежища “мы умные, но нищие и гордые”. Нелюбовь к активным, “громким”, что-либо предпринимающим, достигающим, процветающим решала для себя гамлетовский вопрос “быть или не быть”.

Но знаете что? Все эти культурные мемы отлично приспособились. Они перебрались на нижние этажи, в подполье национального бессознательного, где их могут узнать лишь люди старшего поколения.

Конкуренция профессиональная, особенно в сфере знаний, предполагает сегодня как нечто само собой разумеющееся, рассмотрение собеседника в контексте нашей собственной безопасности. Человек знающий — это, прежде всего, угроза. Это целый сонм непознаваемых заранее рисков: оказаться на его фоне менее знающим; лишиться клиентов, которые конечно же, хором побегут к нему, как только узнают о его существовании; обнаружить в его багаже нечто опасное для собственных убеждений; оказаться им обокраденным без возможности безнаказанно что-то украсть у него самого; лишиться своего куска пирога общественных благ, внимания, известности и т.д. и т.п.

Никто не учил нас конкуренции, она сама заявила о себе как о главном Учителе. В профессиональных диалогах, “дружбе” на FB, внутри отделов и в кулуарах конференций мы проявляем сегодня не здравый смысл человека разумного, а первобытные инстинкты.

“При встрече с любым объектом мы задаем себе шесть вопросов. Первая пара: “съест ли он меня?” и “могу ли я его съесть?”… Вторая пара вопросов: “могу ли я иметь секс с этим объектом?” и “может ли он иметь секс со мной?”… И третья пара вопросов: “видел ли я его раньше?” и “видело ли оно меня?”. Об этих выводах нейрофизиологов, озвученных Джоном Мединой, я писала в споте от 12 ноября 2009 года. Мне хотелось привлечь внимание всех, кто ратует за сотрудничество в коллективах и Доверие между homo economicus, к ограничениям из сферы генетики и меметики. Собеседников найти не удалось. К тому же никто из коллег к тому моменту не знал о книге, где появление этих ограничений было предсказано ещё в 1957 году. По какой-то позитивно удивляющей причине, книга эта стала сегодня и доступна, и обсуждаема. Значит к отложенной теме стоит вернуться.

Перед тем, как привести отрывок из книги Айн Рэнд “Атлант расправил плечи”, должна признаться, что чтение это не из лёгких. Невероятное по объему произведение лишено каких-либо литературных достоинств, психологические образы героев практически не проработаны, сюжет романа местами вызывает недоумение. Однако в своё время в США книга имела грандиозный успех, а её автор — Алиса Зиновьевна Розенбаум (Айн Ренд) —признавалась американским масс-медиа одним из самых влиятельных мыслителей XX века.

Историк и журналист Сергей Медведев в статье от 08.02.2013 в Forbes пишет: «Причина такой популярности, видимо, в том же самом, что заставляет людей ходить на тренинги по манипуляциям и жестким переговорам, осваивать боевые искусства и вывешивать в социальных сетях антисоциальные статусы типа «улыбайтесь чаще, это всех раздражает»: основным законом жизни стала внутривидовая конкуренция и борьба за выживание. Распад социальной ткани общества обнажил биологические механизмы естественного отбора. От общества по Марксу, которое пыталось построить общее благо, мы перешли к обществу по Дарвину, где выживает сильнейший».

По Дарвину, правда, выживает не сильнейший, а тот, кто смог наилучшим образом приспособиться к изменениям. Однако сегодня пересматривается само понятие силы, приспособленчество и поведение флюгера больше не порицаются, и от того периодически возникает необходимость задавать обществу отрезвляющий вопрос: “В чём сила, брат?”. Возможно, в книге Рэнд, в её философии много правдивого о человеке, и от того недостатки книги меркнут перед смелостью и прозорливостью её идеи.

Владимир Паперный в статье “Алиса в стране чудес” сообщает результаты своих изысканий: “Чтобы разобраться в феномене Рэнд, я решил прочитать её биографию, написанную её ученицей Барбарой Брэнден. Преданность ученицы не знала границ — она, например, уступила любимой учительнице на время своего мужа Натаниэля. Параллельно я читал другие источники, включая книгу воспоминаний самого Натана. Он был на год старше Барбары, но на 25 лет младше Айн. Он тоже был предан Рэнд, но позднее, когда он стал тяготиться физической частью этих отношений и не смог их продолжать, разъяренная богиня изгнала обоих — и мужа, и жену — из своего рая… Объективизм Айн Рэнд это типичный культ — без убийства, но с нанесением серьёзных психологических травм…

Читая книгу Барбары, я вижу, что и она… по-прежнему мечется между восхищением той, которая когда-то открыла перед ней новый и прекрасный мир идей, и переживанием травмы, которую Айн нанесла ей. Одним из источников травмы было полное несоответствие, как казалось Барбаре, между поведением Айн и её идеями. Если бы Барбара сделала следующий шаг, она бы поняла, что умозрительные безжизненные схемы объективизма не могли привести ни к чему иному, как к патологии в отношениях, но для этого шага надо было пересмотреть слишком многое.”

Так что же такого было в книге Рэнд, кроме слов, выбранных мною для эпиграфа: “… не стали ли вы думать, что способности одного человека представляют угрозу другому… Мне отвратителен любой работодатель, который отвергает людей лишь потому что они лучше”.

Главные герои книги, вступая в тайное сообщество “отступников” дают клятву, в которой заключён смысл философии Рэнд и её собственной жизни.

“Клянусь своей жизнью и любовью к ней,что никогда не буду жить ради кого-то другого и не попрошу кого-то другого жить ради меня”.

Как нетрудно догадаться, разумный эгоизм, за который ратует автор этих слов, не предполагает деторождения (у Рэнд детей не было). Он также исключает из рассмотрения случаи, когда на голову еще вчера всевластного хозяина мира падает кирпич, и сегодня он, вдруг, оказывается в положении слабого, нуждающегося в помощи. Жители “Земли Санникова-Рэнд” все на удивление здоровы, а о существовании стариковской немощи здесь никто и не заикается. Разрушившие свои бизнесы “в мире людей-паразитов” все как на подбор умные, думающие, высоконравственные предприниматели, бежавшие в свой затерянный мир, ждут, когда мир внешний придёт к саморазрушению, чтобы в самый острый момент прокричать ему в ухо: “Агааа! Так тебе и надо!”.

В ответ на мой вопрос, почему кульминация романа именно такова, один из моих знакомых из Израиля, заметил: “Знаете, многие мои сородичи знают единственный способ общения с миром – проповедь. И то, что главная проповедь романа – и есть его кульминация (неестественно длинная, изнуряющая, назидательная), я не нахожу неожиданным. Всем своим романом автор несёт слово. Он его донёс”. Но интересен не только монолог Джона Голта, который страна, потерявшая “вокзалы, телеграф и телефон” была приговорена выслушать, не менее интересен диалог мира беглецов (в лице Голта) с реальным миром (в лице главной героини).

***

– Сдался? У вас ложные посылки суждений, мисс Таггерт, никто у нас не сдался. Сдался тот мир. Когда люди будут считать производительный труд и то что является его источником. критерием своих моральных ценностей, они достигнут совершенства. Источник труда – разум, мисс Таггерт, человеческий разум. Я пишу книгу на эту тему, характеризующую мораль, базис которой почерпнул у своего ученика… Да, она могла бы спасти мир. Нет, “там” она опубликована не будет.

– Почему? Почему? Что вы все в конце концов делаете?

…

– Бастуем, – развёл руками Джон Голт. Все повернулись к нему, как будто ждали именно этого слова. Голт сидел на подлокотнике кресла, а на лице играла лёгкая улыбка, придающая словам убийственную убедительность.

– Это забастовка людей разума, – мисс Таггерт. Во все века разум считался злом и терпел оскорбления.. Его объявляли еретиком, эксплуататором. экспроприировали, вздёргивали на дыбе, сжигали на кострах… Это человек разума научил их печь хлеб, залечивать раны, ковать оружие. Этот человек знал, что изобретательность ума – его самая благородная и радостная сила. И в служении этой любви к жизни он продолжал работать для своих грабителей, тюремщиков, мучителей, платя своей жизнью за их жизни.

Его победой и поражением было то, что он позволил им заставить себя чувствовать виновным, принять роль жертвенного животного и в наказание за грех незаурядности гибнуть на алтарях дикарей. Они рассчитывают, что вы будете работать и дальше на пределе сил, кормить и пока живы, а когда умрёте – появится другая жертва.

Продолжительность жизни каждой новой жертвы будет всё короче. Если вам придётся оставить им банк или железную дорогу, то у вашего последнего духовного наследника отберут и чёрствую горбушку.

Сейчас грабителей это не беспокоит. Их план в том, чтобы награбленного хватило до конца их жизни…

Но теперь всё иначе. Жертвы забастовали. Мы бастуем против тех, кто считает,что один человек должен жить для другого. Мы будем иметь дело с людьми только на своих условиях. А наш моральный кодекс утверждает, что человек сам по себе есть цель, а не средство для целей других. Навязывать им наш кодекс мы не собираемся. Они вольны верить во что угодно. Стремление к богатству – жадность? Корень всех зол? Мы не стремимся сколачивать состояния. Зарабатывать больше, чем нужно для пропитания – зло? Мы производим не больше, чем необходимо для удовлетворения насущных потребностей. Мы оставили людям всё то, что они веками считали добродетелью. Пусть сами решают – хотят ли они этого.

…

– Что вы говорили им. убеждая бросить всё?

– Я давал им гордость, о которой они не знали, давал слова, её определяющие. Давал бесценный дар, в котором они давно нуждались, сами того не подозревая, моральную поддержку…

… У нас не было никаких правил, кроме одного. Когда человек приносил нашу клятву, он брал на себя обязательство не работать по профессии, не отдавать миру плодов своего разума. Каждый держал слово на свой лад.

***

Возвращаясь к напечатанному… Я знаю лично как минимум троих людей, которые “бастуют”. Сегодня, сейчас, именно в эту минуту. Своё решение они прячут за модным словом “даун-шифтинг”. Но только один из них похерил прежде созданное и простился с прошлым делового человека. Двое других далеко не миллионеры, не учёные, не владельцы газет-пароходов. Они просто очень неглупые люди, способные создавать ценность собственным умом и… не вписавшиеся в современные реалии.

Глядя на них я пытаюсь представить, как должно быть много других, таких же тихо бастующих, так необходимых их Родине. Они не хотят искать новые контакты, а потом их же избегать из опасений в “потенциальной опасности”. Они не хотят быть героями-пионерами в истории про то, что “нет компаний, готовых к переменам, их кто-то делает готовыми”. Их способ борьбы с глупостью не предполагает непременной агрессии или усмирения агрессивных. Они не заражены ни ненавистью к родине или её государству, ни идиотией постоянного smile-позитивизма. У них нет потребности выливать свой негатив, неудовлетворённость и комплексы в социальные сети. Еще двое других коллег по будущему Kinsmark в начале нулевых (то есть до “открытия” в России дискуссионного клуба “Пора валить”) тихо эмигрировали. Они просто хотели заниматься своим делом, честно и достойно. Но что-то сломалось… в лифте.

Причём тут лифт? Ну как же… Когда дискуссии на тему, скажем, реформы образования заходит далеко, то вспоминают о таком понятии, как “социальный лифт”. Предпринимаются попытки выработать некие правила, связи между талантом/знаниями человека и его правом/возможностью зайти в этот самый социальный лифт. Те, кто его построил, и те, кто взлетели на нём к облакам, смотрят от туда вниз и недоумевают: “Из двух российских проблем, с дорогами оказалось разобраться проще. В чём же дело?”

Да как всегда. Всё дело в простом “дяде Васе, забивающем гвоздь”. Точнее, в лифтёрах. Это они (а вовсе не те, кто построил лифт и подал электричество) решают, на какую кнопку тебе – вошедшему – нужно нажать. Это решатели судеб: чиновники, рекрутёры, распределители мест и грантов, организаторы событий, редакторы и издатели, члены отборочных комиссий. И может лишь ради того стоило придумать шоу “Голос”, чтобы устами вахтёров заслуженных (и от дяди Васи весьма далёких) произнести “вы” даже к юному участнику, “это так ответственно, вот так вот решать!” почти в каждом спорном случае, “я так не могу, как ты, это очень круто”.

России нужны хорошие “вахтёры”. Именно в союзе с ними у нас есть шанс изменить к лучшему меметический код нашего общества.