Восточная часть острова Тимор не совсем подходит под определение “рай для туристов”, но при некоторых усилиях способна им стать. Расположенный на северном побережье город Дили – столица Восточного Тимора, может похвастать тихими пляжами, укрытыми от ветров буйной тропической растительностью. Этот небольшой и очень спокойный город – отличное прибежище для тех, кто хочет сбежать от мира. Но, с другой стороны, в большинстве описаний Восточного Тимора встречаются слова “зона военных действий”, “опустошение” и “угнетение”. Естественно, что туристы станут его избегать.
В перечне мировых конфликтов Восточный Тимор не фигурирует, однако непрекращающиеся здесь волнения бросают тень на отношения Джакарты со значительной частью остальной планеты.
Содержание
В 1974 году 97% населения Восточного Тимора было неграмотным. Таково наследие португальского колониального правления. Почти не было врачей и очень мало учителей из местных. Почти вся земля находилась в собственности португальцев, как и значительная доля местного бизнеса. Индонезия обеспечила населения школами и больницами. Автодорожная сеть охватила всю территорию провинции. Дорого проложены даже там, где почти не встречаются автомобили. Электричество – прежде роскошь, доступная лишь богатым колонизаторам, – сегодня есть практически в каждом доме.
Но за кажущимся спокойствием кроются реально существующие проблемы. Обстановка в Восточном Тиморе куда сложнее, чем хотела бы заставить нас поверить любая из конфликтующих сторон.
Индонезия заявляет, что сделала для повышения благосостояния Восточного Тимора больше, чем для любой другой провинции своего обширного архипелага. В то же время активные борцы за независимость Восточного Тимора возражают, что все эти достижения в сфере повышения уровня жизни населения – лишь инструмент, посредством которого Индонезия стремится обезопасить свой оккупационный режим.
Как и в большинстве раздираемых противоречиями регионов по всему свету, в данном случае “плохих” людей хватает по обе стороны баррикады. Индонезийское военное присутствие не всегда было безмятежным, но и левацкие повстанцы из Революционного фронта за независимость Восточного Тимора (известного по португальскому сокращению FRETILIN) – это группа жестоких, рвущихся к власти под лозунгами национализма людей.
Оккупация Джакартой Восточного Тимора была не просто следствием алчности и экспансионизма, но скорее реакцией на политические реалии. В августе 1975 года, после прихода к власти в Португалии левого правительства, эта страна отказалась от большинства своих колоний, включая и Восточный Тимор. Хотя борьбу за власть в Тиморе вели несколько националистических группировок, Португалия оставила все вооружение, в том числе артиллерию, повстанцам FRETILIN. Эта группировка отнюдь не самая многочисленная и не самая популярная среди местного населения, неожиданно оказалась лидером благодаря португальскому арсеналу. После многих недель кровопролитных сражений повстанцы FRETILIN одолели противников, убив при этом около 3000 человек. 25 ноября 1975 года они объявили о рождении Демократической Республики Восточный Тимор.
В Джакарте президент Сухарто с беспокойством наблюдал за развитием обстановки в Восточном Тиморе. Закоренелый антикоммунист, он никогда бы не позволил находиться у себя под боком левацкому правительству, пусть даже и малозначащему. Принимая во внимание также простую политическую географию – ранее являвшаяся голландской колонией западная половина острова уже принадлежала Индонезии, – не следовало удивляться тому что, Сухарто решить взять под контроль вест остров.
7 декабря 1975 года индонезийские вооруженные силы начали интервенцию. Артиллеристы и стрелки FRETILIN встретили вражеский морской десант огнем, утопив с десяток индонезийских десантно-высадочных средств. Их заржавевшие остовы все еще торчат в прибрежной полосе севернее Дили. Бойца FRETILIN оказали силам вторжения отчаянное сопротивление, но по прошествии нескольких дней были вынуждены оставить город и отойти в глубь острова, поближе к горам. 15 июля 1976 года Восточный Тимор был присоединен к Индонезии, став ее 27-й провинцией.
Однако различий между Восточным Тимором и Индонезией оказалось не счесть. 300-летнее господство Португалии завершилось тем, что в Тиморе образовались собственный язык и весьма своеобразная культура, не говоря уже о том, что население исповедует католицизм.
Восточный Тимор входит в зону ответственности IX регионального командования вооруженных сил Индонезии со штабом в городе Бали. Непосредственное управление войсками в Восточном Тиморе осуществляет командующий войсками провинции, в подчинении которого находится 10 батальонов: 8 из них периодически сменяются батальонами, прибывающими из других провинций, а 2, 744-й и 745-й, постоянно дислоцированы в провинции и укомплектованы в основном призывниками из местных.
В 1994 году Джакарта вывела часть войск из Восточного Тимора и пообещала к концу 1995 года передислоцировать все прибывшие из других провинций батальоны. Однако этого не случилось. На сегодняшний день Индонезия содержит здесь около 9000 человек, из которых примерно 2/3 из других провинций. Кроме того, в провинции имеются полицейские силы общей численностью примерно 3000 человек.
Индонезия практически разгромила повстанческое движение за независимость Восточного Тимора. Этого термина в индонезийской армии употреблять не желают, предпочитая вести речь о “волнениях, представляющих угрозу безопасности”, в которых участвуют, пожалуй, не больше сотни бойцов, укрывающихся в холмистой местности центральных районов острова. Повстанческое движение было обезглавлено в 1992 году, когда военнослужащие элитного контртеррористического подразделения индонезийской армии захватили в одном из домов Дили лидера FRETILIN Хосе Ханана Гусмао.
В последние несколько лет повстанцы не проявляют большой активности, лишь изредка рискуя покидать тайные убежища в глубине острова, чтобы напомнить о себе. Армия объявила общую амнистию для тех борцов сопротивления, кто сложит оружие, и начала программу постепенного освобождения из-под стражи повстанцев, вместо того чтобы их судить.
Но большинство повстанцев не желают “перевоспитываться”. И хотя их осталось немного, FRETILIN относительно недавно продемонстрировала, что даже небольшая группа людей способна не дать революции погибнуть.
Воспользовавшись беспорядками, в конце мая 1997 года группа боевиков сумела просочиться в Баукау, второй по величине город Восточного Тимора, и устроить засаду на полицейский грузовик, убив по меньшей мере 18 человек. По неофициальным сообщениям, в результате шести аналогичных нападений, которые произошли в разных местах примерно в одно и то же время, погибло по меньшей мере 50 полицейских и солдат.
Армия осуществляет активное боевое патрулирование лишь в районах с невысокой плотностью населения. Это задача поставлена созданной в середине 1995 года специально для борьбы с повстанцами в Восточном Тиморе отдельной воинской части ragawali, которая состоит из самостоятельных подразделений ротного состава. В качестве передовых разведчиков используются местные жители. В части собраны высокоподготовленные парашютисты-десантники, морские пехотинцы и военнослужащие войск специального назначения, из которых создаются небольшие группы “охотников”. Всего сформировано 12 рот, в каждой – до 300 человек. Роты разбросаны по всей территории Восточного Тимора. Большинство из них разделено на группы по 12 человек, которые действуют вне населенных пунктов.
На тот случай, если терроризм когда-нибудь разрастется в серьезную проблему, в индонезийской армии существует специальное контртеррористическое подразделение – так называемый Отряд-81. Контртеррористическое формирование имеется также в полиции. Оно базируется в Дили, но себя не афиширует. Подобно военнослужащим аналогичного американского формирования “Дельта”, солдата из Отряда-81 разрешено ходить в цивильной одежде и носить прически. Но ни одно из вышеназванных контртеррористических формирований не имело возможности продемонстрировать свое мастерство в реальном деле.
Военное присутствие Индонезии в Восточном Тиморе – лишь одна сторона дела. С начал 1980-х годов Джакарта вкладывает деньги в провинцию, асфальтируя дороги, проводя электричество в села, строя школы и жилье. На развитие ее инфраструктуры расходуется больше денег в расчете на душу населения, чем в любой другой индонезийской провинции. Тот факт, что эти усовершенствования сами по себе не смягчили враждебности многих тиморцев, вызывает раздражение у индонезийских официальных лиц.
– Они (чиновники) искренне полагают, что гражданские акции способны превратить тиморцев в их друзей, – говорит один бывший военный советник. – Я считаю, что строительство дорог и ирригационных систем – дело хорошее, однако психологическая проблема никуда не делась, и для ее решения потребуется значительно время.
Индонезия действительно имеет отчасти заслуженную репутацию страны, которая не останавливается перед жестокостью, и это обстоятельство еще долго будет накладывать отпечаток на обстановку в Восточном Тиморе.
Фактически индонезийские солдаты в Восточном Тиморе проводят курс на гражданские акции, который осуществляется по всей Индонезии. Вместо того, чтобы заниматься тем, чем заняты все армии в мире – обеспечивать защиту страны от внешней агрессии, – индонезийские военные преимущественно заняты обеспечением внутренней безопасности. Более 2/3 личного состава вооруженных сил Индонезии служит в частях и подразделениях территориальных войск, которые разбросаны по стране и оказывают помощь местной администрации. Вместе с полицией армия следит за поддержанием общественного правопорядка, но при этом также внимательно контролирует деятельность различных политических партий и движений, религиозных групп и рабочий объединений, которые могут объединиться в антиправительственную оппозицию.
Военные в Индонезии повсюду, вплоть до самой маленькой деревушки. И они без колебаний подавляют любых потенциальных противников режима. Такая политика носит название dwifungsi: вплетение военных в социальную ткань для придания ей большей прочности. С одной стороны, она позволила Джакарте распространить приносящие выгоду программы “строительства нации” на самые удаленные уголки своего архипелага, с другой – иногда создает атмосферу угнетения.
В ноябре 1991 года мир увидел яркий пример этого, когда индонезийские солдаты открыли огонь по многотысячной толпе сторонников независимости Восточного Тимора на кладбище Санта-Круз в Дили, убив десятки людей. На месте событий оказалась британская телевизионная съемочная группа, которая и записала расстрел безоружных людей на видеопленку. Кадра оказались шокирующими.
Военные поначалу вообще отрицали, что имеются жертвы среди населения, затем признали, что убиты 60 человек. Борцы за гражданские права называются цифру ближе к 150. Но мир был возмущен бездушие военных, для которых, казалось, убивать безоружных граждан было естественно. По сообщениям, главнокомандующий вооруженными силами Индонезии генерал Трай Сустрисно сразу после расстрела демонстрации сказал, что те, кто желает независимости – “преступники, которых следует расстреливать, и мы будем в них стрелять”.
Заявления такого рода едва ли могут заставить людей поверить, что массовое убийство безоружных стало досадным недоразумением. Но из-под оборонительной позы Джакарты начинают проглядывать ростки действительных реформ. Нескольких армейских офицеров среднего звена предали суду военного трибунала за злодеяния в Санта-Круз. Таким образом, впервые в истории индонезийские власти привлекли к ответственности руководителей за действия их подчиненных. Это новое отношение не является свидетельством радикальных перемен в образе действий индонезийских военных в Восточном Тиморе. Скорее это осторожные шаги, которые, по мнению многих экспертов, указывают но новую фазу в осуществляемой Джакартой программе умиротворения.
Но что бы ни происходило, Индонезия не откажется от контроля над недавно присоединенной провинцией. Эта позиция правительства была подтверждена в очередной раз в декабре прошлого года, когда нынешний лидер военного крыла FRETILIN Конис Сантана заявил репортеру португальской радиостанции, что “если бы Индонезия согласилась прекратить миграцию своих подданных в Восточный Тимор и сократила там военное присутствие, повстанцы объявили бы прекращение огня”.
На что представитель министерства иностранных дел Индонезии Гафар Фадил ответил: “Если вы толкуете о прекращении огня, значит, должна идти война, но военные действия не ведутся”.
Тем не менее в мае 1998 года Гусмао в интервью из заключения, данном португальскому агентству “Луза”, объявил о намерениях продолжать борьбу, несмотря на падение правительства президента Сухарто.
Гусмао отбыл 20-летнее тюремное заключение в тюрьме Джакарты.
“Бело – ладно, но Орта? Никогда!” – провозгласил официальный бюллетень индонезийского посольства в США после того, как Нобелевские премии мира за 1996 год были присуждены двум активистам из Восточного Тимора. Эти двое, Жозе Рамуш-Орта и епископ Карлос Филипе Хименес Бело, и в самом деле кажутся странной парочкой.
На первый взгляд фокусирование внимания на Восточном Тиморе при присуждении Нобелевских премий за 1996 год представлялось неплохим способом начать новую дискуссию по этой проблеме. Но на самом деле все совсем наоборот. Орта и Бело настолько далеки друг от друга в своих воззрениях, что единственным общим у них является стремление избавить Восточный Тимор от индонезийского контроля.
Рамс-Хорта – классический образец воинствующего политика. Он долгие годы связан с FRETILIN. В 1975 году журналисту Рамушу-Орте было всего 25 лет от роду, однако его революционные заслуги позволили ему занять место секретаря по иностранным делам в правительстве FRETILIN. Одним из первых “достижений” нового правительства было поголовное уничтожение всех членов соперничающих политических партий в период разгула постколониальной анархии. Когда Индонезия оккупировала Восточный Тимор, Рамуш-Орта вместе с другими партийными функционерами бежал с острова, найдя прибежище в Австралии.
Сегодня он является “специальным представителем” Национального совета народа мобере (CNRM), австралийской организации, служащей прикрытием для тиморских повстанческих групп, которому иногда именуют “колониальным правительства в изгнании”. Рамуш-Орта упрямо агитирует за “мирный план FRETILIN”, который предусматривает вывод индонезийских войск в течение 2 лет и проведение в Восточном Тиморе под эгидой ООН референдума по вопросу о самоуправлении.
“Мы, восточнотиморцы, предлагаем Индонезии оливковую ветвь”, – сказал он, утверждая, что данное предложение дает Джакарте возможность, не теряя лица, вернуть уважение остального мира. Нобелевскую премию, сказал Рамуш-Орта, следовало бы отдать находящемуся в заключении лидеру FRETILIN Хосе Гусмао.
Католический епископ Бело соткан совершенно из другой ткани. Известие о присуждении ему Нобелевской премии пришло в момент, когда он служил мессу. Его положение в церковной иерархии позволило ему оставаться над политическими партиями, которые способствовали воцарению настоящей анархии, однако громко кричали об интересах простого народа. Бело постоянно находится в Восточном Тиморе с 1975 года.
В период 1976-1989 годов церковь была единственным посредником между индонезийским правительством и тиморским народом, при этом епископ Бело нередко был единственным рупором в этой ранее закрытой провинции. Постоянно критикуя политику Джакарты в Восточном Тиморе, особенно ее программу переселения на остров нетиморцев, Бело открыто призывал ООН поддерживать идею референдума по вопросу о независимости Восточного Тимора. После массовых убийств в Санта-Круз в 1991 году он выступил с требованием создать комиссию по расследованию в целях наказания виновных в этой трагедии индонезийских офицеров.
Громкие протесты Бело раздражают Джакарту. Епископ утверждает, что индонезийские военные дважды пытались его убить, в 1989 и в 1991 годах. Этот человек с мягкими манерами является воплощением человека умеренных взглядов, какое только можно отыскать в Восточном Тиморе. Он осуждает FRETILIN за массовые убийства, совершенные в 1975 году, возлагая вину на Гусмао. Бело полагает, что это злодеяние не забыто и не прощено восточными тиморцами и будет вечным проклятием для FRETILIN.
Поддерживая идею референдума, Бело в то же время открыто сомневается в его результатах, высказывая мнение, что многие люди не захотят признать мандат на власть FRETILIN и предпочтут статься в союзе с Индонезией. Поскольку при любом исходе референдума возможны массовые беспорядки и акты насилия, Бело полагает, что для Восточного Тимора было бы лучше всего, если бы Джакарта объявила его провинцией с особой автономией.
Бело назвал присуждение ему Нобелевской премии “огромной ответственностью” и сказал, что “принимает награду от имени всех жертв конфликтов в Восточном Тиморе”, а также от имени “народа Индонезии и тех людей в мире, кто борется за свободу, правду, справедливость и мир”.
Джакарта отказывается вести какие бы то ни было переговоры о статусе провинции Восточный Тимор и осудила присуждение Нобелевских премий восточнотиморцам как акт вмешательства в свои внутренние дела.
Нобелевскую премию мира никак нельзя считать аполитичной. Как будто бы для того, чтобы доказать это, в декабре 1997 года – в непродуманной попытке капитулировать перед базирующимися в Австралии группами борцов за независимость Восточного Тимора – Комитет по Нобелевским премиям пригласил сестру Гусмао, отбывавшего срок тюремного заключения лидера FRETILIN, в Осло для того, чтобы она вручила Нобелевские премии.
Индонезия не разрешила ей поехать на церемонию и объявила, что индонезийский посол в Норвегии будет бойкотировать это мероприятие. Затем представители индонезийских властей отняли паспорта у епископа Бело и сопровождавших его на церемонию лиц в тот момент, когда их встречала в аэропорту норвежская делегация.
Удивительным образом в 1999 году ООН постановило, что в регионе должен пройти референдум по вопросу самоопределения. Почему удивительно? Потому что на стороне Индонезии были даже США, главный мировой гегемон того времени. У них тогда на повестке дня была Югославия, но и про Восточный Тимор они не забывал. Тем не менее состоявшееся голосование выявило 78,5 % местного населения, которое требовало независимости. На определенный период времени это вызвало новый виток насилия, после чего последовало введение миротворцев.
20 мая 2002 года Восточный Тимор отпраздновал независимость. Статус суверенного государства стал для тиморцев долгожданным избавлением от индонезийской оккупации. Показательно, что в этот же день Россия установила с новой страной дипломатические отношения. Кстати, хоть мы и привыкли называть государство именно Восточный Тимор (и это вполне допускается), на официальных встречах в ООН русская делегация использует португальское самоназвание Тимор-Лешти (от чего в принципе смысл не меняется).
Впереди у нового государства была серия кризисов и волнений, вплоть до необходимости ввести в 2006 году миротворцев. Тогда на улицах шли бои между бывшими военными, полицией, молодежными бандами, более авторитетными криминальными организациями и т.д. Но любой социальный коллапс молодого государства рано или поздно способен урегулироваться, после чего начинается строительство гражданского общество и нового правительства. В наши дни в регионе стало значительно спокойнее. Остался лишь один вопрос: успокоилась ли Индонезия или соседнее крупное государство все еще грезит мечтой о возвращении территории, которую считает своей.
Когда-то громкий храп считался признаком крепкого здоровья. Человек заливисто храпит, значит, хорошо спит и набирается…
В последние десятилетия войны носят локальный характер. В таких условиях снайпера отыгрывают важную роль. Общемировая…
Вы активно тренируетесь, у вас все получается, но тут начинает бурлить в животе. Вы продолжаете…
Финский бренд Karhu уже более ста лет предоставляет олимпийцам кроссовки. Их носил в том числе…
Американский актёр Джеффри Райт, известный по сериалу "Мир Дикого запада" и фильма про Джеймса Бонда,…
Яндекс Карты выяснили, как изменился интерес пользователей к кофейням и другим точкам продажи кофе. Сейчас…
This website uses cookies.