Если вам удалось познакомиться с фильмом “Ведьма” режиссера Роберта Эггерса, то его вторая работа “Маяк” определенно покажется неким стилистическим продолжением дебютной работы кинодела. Да, картина отличается как минимум цветовой гаммой, а сценарий рассказывает историю, совершенно не связанную с предыдущей, но тональность, настроение и мистификация определенно стали связующими звеньями обеих работ.
Содержание
Звезда Каннского фестиваля
“Маяк” появляется в мировом прокате значительно позже его официального релиза на Каннском фестивале, где он хоть и не получил наград, но произвел заметный фурор. Эхо восторженных оценок разнеслось по всему миру. Критики и зрители крайне положительно отреагировали на подобное прочтение жанра хоррора. Хотя фильм на самом деле больше смахивает на мистический триллер, потому что элементов ужаса там нет вовсе. Эггерс, видимо, поставил себе цель обрушить современное представление о хоррорах, заставляя зрителя пугаться не за счет резких и громких появлений чудовищ всех мастей, а за счет леденящей кровь сюжетной линии, где ты не можешь предугадать действий ни одного из героев, а призрак смерти витает над всем происходящим.
У фильма три ключевых детали, которые безусловно обращают на себя внимание. Первая – черно-белая картинка. Если хочешь удивить современного поклонника кинематографа, покажи ему черно-белый фильм. Хотя тут два варианта развития событий: либо он заранее не захочет тратить время на просмотр киноленты с такой картинкой, либо он, прежде изрядно подогретый положительными отзывами о фильме, ринется в кинотеатр за поиском новых ощущений.
Вторая деталь – звук. Напряжение и давящая атмосфера разворачивающихся событий обеспечены присутствием пронзительного трубного звука. И этот звук действительно впечатляющ – что-то среднее между сиреной и пароходным гудком. Идеальным дополнением к нему стали естественные звуки окружающей среды: бушующее море, свирепая гроза, барабанящий дождь, скрип деревянных половиц и стук подошвы ботинок о пол. Все это глубоко погружает зрителя в атмосферу, царящую на скалистой местности вокруг маяка. Вместе с героями мы оказываемся на этом заброшенном острове в условиях невыносимой безнадеги и тоски, которые сводят с ума.
Третья деталь – актеры. “Маяк” больше похож на театральное представление, именно поэтому он получил столь высокие оценки в Каннах, хотя не номинировался ни на одну награду. Там публика предпочитает экзистанциальные картины, блокбастеры их не интересуют. Поэтому история смотрителей маяка, теряющих рассудок, так радушно была воспринята требовательной аудиторией Каннского фестиваля. Но большая заслуга здесь, конечно же, актерского состава. Уильям Дефо и Роберт Паттинсон на двоих представили один из лучших актерских дуэтов последнего время, сыграв героев на пределе собственных возможностей. Да, им не было нужды отыгрывать диалоги, которые были представлены в минимальном количестве, да и то не особо изобиловали богатым смыслом. Но как они играли эмоции, демонстрировали переживания и личностные трансформации! Два мастера: один признанный, а второй наконец-то скинул с себя, казалось, навечно прилипшую маску “вампира из Сумерек”.
Но несмотря на все плюсы и восторженные отклики, в воздухе повисают вопросы. А так ли хорош фильм, действительно ли он стал творением кинематографического искусства и есть ли в нем заметные огрехи?
Сюжет
Маяк – центр “вселенной” фильма, что логично. История начинается с пересменки одних смотрителей на других. И с первых кадров можно понять грядущую иррациональность и абсурдность всего, что будет происходить с героями – персонаж Уильяма Дефо держит курительную трубку вверх ногами. Мелочь, возможно, случайная деталь, но по ней в голову приходит мысль о нереальности демонстрируемого нам мира.
Старый морской волк и молодой помощник почему-то не успевают познакомиться друг с другом во время дороги на маяк, и их непосредственное общение и представление начинается исключительно за столом домика, где они будут жить все 4 недели своего пребывания на скале.
С первых же дней идет четкое разделение обязанностей: молодой делает всю грязную работу по обеспечению жизнедеятельности на маяке обоих его обитателей, заодно берет на себя бытовые проблемы, а старик смотрит исключительно за лампой маяка и готовит ужин. Само собой такое распределение труда кажется молодому человеку несправедливым, здесь начинают назревать первые признаки недовольства начальством.
Конфликт начинает развиваться, когда парень стал подозревать старика в сумасшествии. И чем дольше он начинает копаться в странностях своего “соседа”, тем больше закипает сам. Подчиняться психу – та еще разновидность мазохизма. Но отягощается ситуация тем, что и молодой смотритель начинает замечать в своем сознании странные перемены, заодно его стали посещать галлюцинации. В такой обстановке нетрудно сойти с ума. Как сказано в самом фильме, скука для моряка губительна, от нее спасает только выпивка. Досуг на скалистом острове действительно не изобилует разнообразием. Как там проводить время взрослому мужчине: работа, чтение книг, курево, онанизм, пьянство.
Узнав реальные имена друг друга, герои вместо очевидного сближения начинают еще сильнее отдаляться. Их личности раскрыты, и не представляют собой ничего приятного и притягательного. Они вместе лишь по воле случая, по року судьбы, иной причины нет. Между ними ничего общего. Теперь они сходят с ума окончательно, причем каждый из них друг для друга становится лакмусовой бумажкой для обретения шизофрении. Нам сначала кажется, что молодой находится под влиянием сумасшествия более старшего товарища, но в конце мы видим, что присутствие упертого коллеги лишь подогревает помутнение рассудка и старика. Само собой все заканчивается смертельной схваткой, а предметом спора становится огонь маяка, смотреть на который молодому смотрителю строго запрещалось, а старик открыто заявлял, что свет принадлежит ему одному.
Идея
Чтобы углубляться в идеологическую составляющую “Маяка”, нужно пересмотреть ленту несколько раз. Детали, символизм и скрытый смысл не могут появиться сразу же после просмотра такого фильма. Будут рождаться догадки, которые требуют закрепления. Но в любом случае восприятие картины можно условно разделить на два вида: буквальное и аллегорическое с элементами мистификации. Причем оба будут вполне себе самодостаточны, но не без пробелов.
Буквальное восприятие – это история двух мужчин, оказавшихся на скалистом острове в качестве смотрителей маяка. Абсолютное одиночество, тоска, монотонность происходящих событий, обоюдная неприязнь начинают расшатывать их нервы. Один уже изрядно отклонился от нормы поведения, да и лет ему порядочно, а вот второй проходит путь от скромного парня, находящегося в поисках себя, до человека бешеного, готового убить своего обидчика. Параллельно перед зрителем срываются маски: старый морской волк оказывается полоумным смотрителем маяка, который на самом деле не выходил в море; а второй бежит от неприятностей, нажитых на прошлом месте работы – на его совести смерть человека. Конечный итог – битва двух героев, в которой победить не суждено никому.
А вот аллегория дает массу пищи для размышлений и теорий. В самом конце старый морской волк предстает в образе Посейдона, владыки водной стихии, а молодой парень оказывается сокрушенным и прикованным к скалам, где его печень клюют птицы. Похож на Прометея? Но это лишь предположение, вариантов может быть полно, но именно в этой многозначительности и кроется основное упущение картины. Фильмы в открытой концовкой – отдельный жанр, где зритель должен гадать, что же будет дальше. Здесь же у нас нет открытой концовки, партия отыграна, все получили по заслугам. Остается лишь размышлять, что мы увидели, насколько реалистичной показалась история? И тут начинается настоящая путаница.
Одноглазая чайка и русалка
Буквальному восприятию фильма мешает присутствие назойливой одноглазой чайки, духа умершего моряка, и русалки, которая сначала физически ублажала старого смотрителя маяка, а затем ментально молодого. Без них уж точно перед нами был бы триллер о расстройстве личности, потере себя и обретении навязчивых мыслей, что неудивительно оборачивается кровопролитием.
Мистификация же сюжета колеблется из-за присутствия откровенной чернухи, наличие которой кажется отсылкой к Ларсу фон Триеру. Понятно, что половозрелый мужчина, оказавшись на длительное время на безлюдном острове посреди моря, может оказаться в условиях необходимости снятия напряжения и тоски при помощи рукоблудия. Об этом можно дать знать зрителю, что вполне натурально описывает обстановку, в которой оказались герои. Но так заострять внимание на этом процессе кажется чересчур. Возможно, так Эггерс пытается заранее сбить налет симпатии к каждому из персонажей, чтобы зритель понимал, что приятных публике героев не будет. Здесь же и нужник в спальне, вагина русалки, пердящий дед. Один раз показать – ладно, но регулярное повторение вызывает отторжение. Такая чернуха уничтожает всю мистификацию, сознание не хочет разгадывать якобы запрятанную в повествовании аллегорию.
Ближе к концу фильма понимаешь, что хронометраж слишком растянут. Картина могла бы быть более динамичной с точки зрения развития сюжета, но снова и снова создатели “Маяка” тыкают нас в одиночество, сумасшествие и потенциально присутствующую мистику. Это уже неинтересно, потому что хочется понять наконец-то мотивацию персонажей, а ее, видимо, толком и нет. Что возвращает нас все к тому же буквальному восприятию истории. Неужели это действительно просто рассказ про спятивших смотрителей маяка?
The Lighthouse
И все-таки фильм заслуживает того, чтобы посмотреть его хотя бы раз. Первый час действительно держит в напряжении, а игра актеров вызывает подлинный восторг. Сцена с монологом Уильяма Дефо, на которого сверху падают комья грязи и земли, это просто нечто. Можно пересматривать и пересматривать этот момент.
Или взять кадр, где обнаженный персонаж Дефо с лучом света, исходящим из глазниц, стоит над поверженным персонажем Паттинсона. Срочно дайте в хорошем разрешении этот постер! А сцена с топором? Хочешь не хочешь, сознание сразу же кидает мостик в сторону “Сияния” Стэнли Кубрика.
Добавьте сюда кадры бушующей стихии, пьяных посиделок смотрителей и экзистенциальных скитаний героя Роберта Паттинсона – становится понятно, почему многие так восторженно оценили “Маяк”, но это в конце концов не предел мечтаний. Здорово, что вторая работа Роберта Эггерса получилась столь сильной, одновременно сохранив свой уже можно смело сказать фирменный стиль. Но скорее всего самые лучшие проекты у него еще впереди. “Маяк” во многом прекрасен, но он получился слишком многозначительным и параллельно оказался перенасыщен отвлекающими деталями, без которых можно было смело обойтись.
