Кто нынче не ругает блогеров, добавляя при этом “Раньше такого не было”? Но что если я скажу вам, что и раньше таких блогеров было хоть отбавляй, только, само собой, формат их вещания был ограничен техническим прогрессом. И размещаться приходилось в газетах и иных печатных изданиях прошлых веков. А теперь в качестве контрольного выстрела я назову имя одного такого блогера, авторитет которого сразу же заставит вас пересмотреть свои позиции относительно его последователей из современников. Речь о Федоре Михайловиче Достоевском.
Великий философ и гениальный писатель не чурался общаться с публикой непосредственно, на простом и понятном ей языке. И лучшим рупором XIX века для таких целей были газеты и журналы.
В еженедельнике «Гражданин» он получил возможность выносить на обсуждение интересные и волнующие публику темы. И вот через несколько лет начинает выходить его собственный независимый ежемесячный журнал философско-литературной публицистики “Дневник писателя”. Там упоминались не просто события или происшествия, а давалась личная оценка автора, предлагавшего читателям смотреть на вещи под немного другим углом.
Как бы сказали сейчас, Федор Михайлович любил похайпить, часто выбирая в резонансных делах позицию противоположную общему мнению. В спектр внимания Достоевского регулярно попадают судебные тяжбы, с результатами которых (из тех что сам автор упомянул) он бывал не согласен.
Но Достоевский не был бы самим собой, если бы между этими судебными делами не вставлял свои измышления о вселенской роли русского народа, России, вплетая присущие его литературному стилю христианские мотивы. Хотя и юридические проволоки непременно вмещали в себя философские измышления на все те же темы. А венцом данного “Дневника” становится оценка роли поэтического гения Некрасова и Пушкина.
И если смотреть на все это по отдельности, то перед тобой перечень, казалось бы, разрозненных историй, выбранных Достоевским для привлечения внимания и для обсуждения злободневных тем. То что нужно, чтобы ежемесячное издание пользовалось спросом. Но в голове не укладывается, чтобы такая глыба русской литературы, искусства и культуры думала столь мелочно. Вот тогда-то и стоит копнуть глубже и сложить пазлы в единую картину, которая становится олицетворением понятия “русскости” со всеми национальными идеями, культурным кодом и, надо откровенно признать, собственными ментальными прибабахами. Вот тогда-то и приходит понимание, почему сборник статей его ежемесячника стали воспринимать, как полноценное произведение.
Про русский народ
Выискивая цитаты Достоевского в интернете, вы определенно наткнетесь на те из них, в которых с упоением воспевается русский народ. Говорить об этом и в очередной раз повторять приевшиеся уже слова сейчас будет лишним, потому что акцент хочется сделать на том, о чем большинство старается либо умолчать, либо не замечать. Любовь Федора Михайловича к народу не слепа, он не обезумевший жених, сдувающий с невесты пылинки, не обращая внимание на изъяны избранницы. Писатель откровенно и конкретно высказывается не только о плюсах русской души, но и о минусах. Только такая любовь будет считаться искренней, правильной. Любить идеальное легко, когда нет изъянов – нет и отвращения. Попробуй полюбить то, что порой достойно и презрения. Вот хотя бы отрывок из “Дневника”, от которого и сердце кровью обольется, и слезы навернутся:
“Загорелось село и в селе церковь, вышел целовальник и крикнул народу, что если бросят отстаивать церковь, а отстоят кабак, то выкатит народу бочку. Церковь сгорела, а кабак отстояли.”
Есть вещи, упоминаемые писателем, которые знакомы нам и через полторы сотни лет. Они говорят нам о том, что годы идут, а особенности отношения людей друг другу не меняются. Социальные конфликты те же, нарывы в обществе проявляются так же ярко, и никакие цивилизационные прогрессы и смены государственных строев не смогли поменять сам народ:
“Всякий знает, что такое чиновник русский, из тех особенно, которые имеют ежедневно дело с публикою: это нечто сердитое и раздраженное, и если не высказывается иной раз раздражение видимо, то затаенное, угадываемое по физиономии. Это нечто высокомерное и гордое, как Юпитер.”
Или вот:
“И все это при всех неприятностях русской железной дороги, при небрежнейшем и почти высокомерном отношении к вам и к нуждам вашим кондукторов и “начальства”. Всем давно известна формула русской железной дороги: “Не дорога создана для публики, а публика для дороги”.”
Есть здесь место и осуждению семейно-бытового уклада, и разве спустя столько времени пропала эта проблема?
“Отвечаю: случайность современного русского семейства, по-моему, состоит в утрате современными отцами всякой общей для всех отцов, связующей их самих между собою, в которую бы они сами верили и научили бы так верить детей своих, передали бы им эту веру в жизнь.”
Это важно в понимании отношения Достоевского к своему народу, неотъемлемой частью которого он себя безусловно считает. Он не упивается отрицательными чертами людей и даже не оправдывает. Он их оголяет, переживая, что скорее всего большую часть черт исправить уже никогда не удастся. При этом окончательного креста не ставит. И спокойно описывает зажиточного крестьянина, убеждая возможно заблуждавшегося читателя в существовании такого класса в Имперской России:
“Он всего только крестьянин, правда, носящий немецкое платье, читающий книги и получающий тридцать рублей ежемесячного жалования.”
Вообще точка зрения Достоевского по оценке роли русского народа имеет очень важную особенность – он объединял позиции убежденных славянофилов и прозападников, которые из года в год и чуть ли не из поколения в поколение спорили и спорят до сих пор о том, каким путем стоит идти России. И здесь проглядывается не игра “и вашим и нашим”, а четкое осознание уникальности своего народа. Не по домыслам и легендам, а по ментальности и самобытности людей, причем в большей мере простых людей. И речь не об идеальности русских, а об их особенности, которую Достоевский считает нужным показать не только во всей красе, но и часто в периодически проявляющемся “юродстве”. Именно “юродстве”, а не “уродстве”, потому что откровенно скотские поступки одинаковы у всех народов, но встречаются и исключительные традиционные “юродства”, которые никак кроме менталитетом не объяснишь. В “Дневнике” примеров этого полным-полно, идентифицировать наиболее интересное может каждый читатель. Но отложим в сторону “юродства”, вернемся к особенностям.
“У нас – русских – две родины: наша Русь и Европа, даже и в том случае, если мы называемся славянофилами (пусть они на меня за это не сердятся).”
“Величайшее из величайших назначений, уже сознанных русскими в своем будущем, есть назначение общечеловеческое, есть общеслужение человечеству, – не России только, не общеславянству только, но всечеловечеству.”
Некрасов и Пушкин
И в качестве примера, что национальные особенности едины как для простолюдинов, так и для светских знаменитостей, Достоевский рассуждает о поэте Николае Алексеевиче Некрасове. С ним у Федора Михайловича сложились, мягко говоря, не лучшие личные отношения, но от этого ни почтение, ни осознание значимости Некрасова для русской культуры никуда не улетучились. При этом в “Дневнике” обнажилась очень похожая для всех слоев населения России проблема, которая изнутри съедает, как поэтов, так и простых работяг – извечные поиски справедливости, нравственные оценки тем или иным поступкам, осознание своего места среди понятий “добро” и “зло”. Самоедство – яркая черта нашего народа, и Достоевский не только любит говорить об этом, но и сам является ярчайшим тому примером, регулярно отрекаясь от своей значимости и выискивая в себе недостатки.
“Некрасов есть русский исторический тип, один из крупных примеров того, до каких противоречий и до раздвоений, в области нравственной и в области убеждений, может доходить русский человек в наше печальное, переходное время.”
Последние страницы “Дневника писателя” – своеобразная торжественная ода Достоевского, посвященная величайшему поэту, которого сам Федор Михайлович считает одним из основоположников понятия “русскости”, представляя Александра Сергеевича Пушкина первым культурным деятелем, описавшим характер и особенности нашего народа. Из всей этой речи не хочется выделять отрывки или приводить цитаты, она настолько цельна и требовательна к тому, чтобы ее непременно прочитали полностью, что пусть это будет мотивацией для тех, кто все еще не читал сборник измышлений блогера Достоевского, собранных в единое произведение. Там вы найдете исчерпывающий ответ, почему Пушкина можно и нужно читать не только согласно школьной программе, но и уже во взрослой жизни.
В целом я в очередной раз убеждаюсь, что читая Достоевского невозможно перестать восхищаться проникновенностью его измышлений и удивляться все новым и новым открытиям, которые он дарит читателю. Ты можешь быть отлично знаком с его творчеством, досконально изучить особенности его слога и поднимаемых проблем, но вот ты открываешь непрочитанное ранее произведение, и ты снова как будто на школьной скамье, познаешь азы. И не менее важно перечитывать Достоевского, потому что только благодаря цикличному чтению его произведений можно добиться прояснения в голове полноценной картины, которую автор рисовал для своего читателя.
