I. Слепой гнев
1.
И вот теперь полёт в душе
От завывания и страха.
Удары сердца рвут ушей
Тугую плоть топорным махом.
Трясётся пламенем свеча.
Большие тени пляшут в стенах.
Огарки источают чад,
А в мороке – сознанье тлена.
И давит звоном тишина,
В углах роняя глухо стуки.
Уж грянет ночь, а ночь – темна,
Она покроет в мраке звуки.
Скрип сапогов. Слетела дверь.
Ввалились несколько и сразу
Удар. На спину – и замер
Как выбить жутче очи князю.
Молчал великий князь Москвы,
Гоняя прытко в мыслях думы:
Поганый плен, поток страны,
Усобиц грязь и хохот шумный.
Палач
Тебе от имени князей
Димитрья Юрьеча Шемяки,
Его родни, его друзей,
Бориса Тверьского и всяких,
Тобой обиженных, вопрос,
На кой не можешь дать ответа:
“За что на Русь врагов привёз,
И дал в кормленье в много лета
Поганым русские града?
И христианским златом платишь
Тем ты, кто Русь палил всегда
И в полон гнал от стар до младших?
За что ты в податях согнул
Холопски Русь, врагам на благо
И бусурманам дал разгул
По городам и весям нагло?
За что ты ослепил, как змей,
Василья, брата моего, жестоко?
За что бросал ты жар огней
На Русь от Запада, с Востока?”
Приговорённый князь молчал.
Ему на грудь упала лавка.
Палач перстами очи вмял
Его до пустоты и мрака.
Истошный разорвался крик,
Глуша покой средь зимней ночи,
Кричал живой его язык:
Василий Тёмный
Отдайте мне мои же очи!
Но вышли все в дверной проём.
Засохли свечи с образами.
Исчезло всё, и окоём
Уже не звал к себе глазами.
Густая билась тишина
Среди простора дикой боли.
Кикимора, дедка жена,
Свалить боялась плошку соли.
И мёрзлый поздним был рассвет,
Который князь уже не видел.
И жизнь секла слезой в подклет,
Дрожа средь той кровавой зыби.
Над Русью прыгала зима,
Дыша калёным в сумрак хладом.
Верста хрустела, лес, дыма
Взметались в небо чёрным ядом.
2.
Василий Тёмный
От сотворения времён
Поставлен в мире в твёрдом виде
Суровой правости закон,
Порядок давший при обиде.
Наш род над Русью крепью стал
Святую веру защищая,
Неся управу на накал
Страстей, опас вовек не зная.
Под нашей сенью города
И веси расцветали людно
И жили трепетно всегда,
Чтя правду, опасаясь суда.
И православия свет принёс
Владимир, предок наш от века.
А Ярослав премудро вёсен
И лет прокняжил, стоя крепко.
Росла торговля. Тучный дол
Прошёл по городам великим…
И крепок был великий стол…
Единый стол, а не безликий.
И предок наш, князь Мономах,
Гонял поганых в их же дали,
И сеял на врагов он страх.
И был причиной их печали.
Разбит был немец. Свейский стол
Сожжён был русскою дружиной.
Король угорский бит и зол,
Король же ляшский бит едино.
А мудрость, всех наук краса,
Цвела в Великом Новеграде.
И в книгах ярко словеса
Плоды ученья щедро тратят.
Цвела Русь… Русская земля…
Церквями светлыми одета…
Раздрали всё в мятеж князья,
И дали в пищу смерти ветру.
А брат наш, князь был Даниил,
Впал в прелесть, взяв из рук легата,
Корону королевства, сил
Лишившись – то была расплата.
Продал в латинство русский люд!
Как те князья, что повязались
С Литвой и Польшей, продают
Руси честь за гнилые дали.
И Новгород, врагов гроза,
Со Псковом хоть под ляха лягут,
Лишь бы златая их казна
Цела была… Им нету стягу!
Отечеств нету у бояр,
К тому же гонят и холопов.
И навлекают смерти жар
На землю нашу адской топкой.
Одна лишь на Руси Москва
Стоит за Русь святой твердыней:
Держава русская ясна
Правленьем мудрым и единым.
Москва же соберёт всю Русь
В великом царстве среди света!..
И войн ввек не сломает груз
Хребта державного для этого.
Наощупь соберу в кулак
Все земли за своим престолом
И будет в прах повержен враг,
Разбитый в лютой битве скорой…
Полозья князя вдаль везли,
Хрипя в накатанной дороге.
Уж слёзы больше не текли.
Уже ни страха, ни тревоги.
Простор был чист. Простор был пуст
На многия версты окрестно.
Зима окутала всю Русь
От ёлок до подводной бездны.
Текли промёрзлые часы
Коротких дней постылой стужи.
И крепли в ярости персты
И крепли думы, рдя, натужно.
II. Катехон
1.
Василий Тёмный
И настаёт последний час:
Повсюду ереси плодятся,
Кладёт свой Смерть болотный глаз…
Князья не устают кусаться.
Течёт река времён под скос
Ко кромке Ада скатым брегом.
И сыпется веков нанос,
Не дав потомкам тёплым хлебом.
Орда в поганстве режет Русь…
В Литве Русь папству уж продалась…
И тянет в Пекло греха груз, –
И света больше не осталось.
Под свея Новгород уйдёт.
Литва Псков поглотит нещадно.
И больше солнце не взойдёт…
Москва же бьётся духом хладным.
Москва Русь соберёт в кулак,
Во Царство. Греческого выше.
И посечён в прах будет враг.
Отечества простор очищен.
Другие царства пали в мрак:
Болгар и сербов… В Цареграде
Тиары бегает колпак –
Франк с фрязем при мошны раскладе.
Осталась Русь. И Русь одна
Свет христианства держит в мире.
И Богом избрана она
Среди племён, языков сирых.
Исидор
Велик твой замысел, о князь!
Наш император римский хочет
Созвать собор вселенский – час
Настал единство вер упрочить.
С Востока чёрная орда
Поганых турок валом валит:
Убийства, казни и следа
Она от Церкви не оставит.
В сей роковой борьбе
Потребно всем в одно крепиться
И обрести покой в себе,
Чтобы достойно в бой пуститься.
Остались турок на пути
Мадьяры, цесарьство и франки,
Мурманы, свеи, фрязи вси,
Кастилия, гишпанцев марки…
Уж пала Сербия, взяв крест,
Болгар растоптано в пыль царство,
От волохов не будет мест
И Цареград упал в коварство…
Остались Рус, Лех и Литва.
Сойдёмся все в одном порыве!
И будет чистая судьба
Дана нам всем на наши выи.
В Ферраре будущий собор
Сам император назначает,
Что, папству высказав укор,
Всех в православье возвращает.
Погряз Рим с чехами в возне,
Свой сан сорвав на пражской грязи –
Рим слаб стал с Жижкою в войне,
И потому покорны фрязи.
Навязан будет Символ наш.
Падёт Тиара в мути Тибра.
И мир, одним перстом украшен,
Прогонит в бедну турок гиблых.
Василий Тёмный
Хорош твой слог, митрополит.
Пусть так. Ответственность большая
Есть на тебе. Она велит
Вернуть Рим, церковь очищая.
Ступай! Тебе указан путь.
Свершится пусть с тобой благое,
И станут светом нити судеб
Ткать время века золотое.
С Москвы на Тверь,Новград и Псков
Умчался Исидор парадно.
Объехал сотню городов
И прибыл на собор отрадно.
В Ферраре, обманув своих,
Он перешёл в единство с Римом.
И во Флоренции других
Склонил он в унию вестимо.
Тот орос подписал и царь
Ромеев, папа, Исидор же,
Почти с Востока все – ведь жар
Турецкой жаровни дороже.
Не принял унии народ:
Ни Русь, ни сербы и ни греки,
И ни болгары. В церкви свод
Софии поп не пущен в грехе.
Осталась православной Русь,
В соблазнь не пав латинской блажи.
Встал Кремль, на подъёме чувств,
В путь к Царству мировому важный.
А на заимках огнищане,
Молясь Даждьбогу и Перуну,
Молились и Христу – славяне
Веков связь помнят в мире лунном.
И кланя кур ножом на требу,
Русин почтит Егорья в поле:
“Что у волка, – взглянув на небо, –
Егорий дал то,”- в своемолье.
Он не забудет домовому
За печь оставить корку хлеба.
Возьмёт его с собой до дому
До нового с золой, “чтоб сел бы.”
Входя в лес, лешего прощенья
Попросит, поклонясь у входа.
Переобует в заплутенье
Он обувь посреди разброда.
Сома – нельзя: конь водяного.
От упыря – рябины кисти.
Иголки в ночь давать – к пустому.
На вукодлака – сребрен выстрел.
Поклонится восходу солнца,
Семи всем небесам и предкам.
Перекрестится чинно-сносно:
“Спаси, Христос!..” И всё по сметке.
Поганые – враги. Латинство
Он помнит – немца то разбои.
Он в православье держит мысли –
Оно есть крепь его и воля.
Он помнит праотца Словена
Родню, места, леса и долы;
Соседей всех же поплеменно:
И что ждать – чести иль крамолы.
Идёт жизнь разными шагами,
Неся в суме от Гамаюна
Иль Алконоста. То буянит,
То приласкает счастьем шумным.
То даст любви во браке крепком
Со свадьбой с яркой песней, дракой.
То войн пошлёт с жестоким веком,
Хребет страны ломая палкой.
Но знает он: всё сдюжит Русь.
Русин спокоен и уверен.
А надо – плуг забросит в куст
И топором разрубит двери.
Князья с боярами грызутся –
Их, надо будет, резко вздернет.
Поганые об месть убьются, –
Русь долго терпит, страшно веет.
“Спаси, Христос…” – над лесом синим
Летело тонко за закатом.
Луч солнца красной спицей длинной
Отверзнет после утра враты.
2.
Иона
Равноапостольный Владимир,
Святой и благверный князь,
Святую веру светло принял,
Крестив всю Русь. Всех. Каждых. Нас.
Рим первый пал, отринув веру,
Тщеславьем первого жреца.
Он потерял в гордыне меру.
Признал от Сына и Отца.
Он сеял сумрак и раздоры,
Менял, как свечи, королей.
Давал для казней приговоры
И жёг убийством сто огней.
Дал лжу царя на Константина.
Венчал он франков князя в ряд
С царями греков – даже Рима! –
Поправ почтения обряд.
Латинства папа столь надменно
Признал непогрешимым сан
Свой, всем вещая непременно,
Что он на землю свыше дан.
Что он безгрешен. В смысле веры
Он непорочен, мыслью чист,
Наместник Господа он первый,
Глава всех христиан и смысл.
Латинство уж свело в едино
Писанье и Преданье всех
Отцов и грех сей тлеет длинно,
Великий и ужасный грех!
Уж папа гнал войска на греков,
На агарян, Святой брал Град.
Славян он воевал два века:
Полабских, Русь, но был он смят.
Он жёг бузумно богумилов
На землях франков: он создал
Войска чернецкие, – их силой
Он ересь сеял, ересь жал.
Славянин Гус восстал на папу –
Чех-мученик ушёл в века…
Славянин Жижка бил нахрапом
Войска латинства с кулака.
И вот теперь, в наш век суровый,
Созал их папа лжесобор.
И в граде фряжском Ферра-Флором
Собралися умы на спор.
Был осуждён собор в Базели,
Где папа в мировую шёл,
Мир с чехами в речах лелея,
Загнать решил под свой престол.
Греховно жаждал он тиару
Превыше вселенских соборов
Закинуть, закипая яро,
При вынесеньи приговоров.
Царь греков, чуя ятагана
На горле ледяной порез,
Дал руку дружбы папе; рьяно
В дела церковные полез.
Поехал патриарх Иосиф
В собор, во фряжские града.
С Александрии, Антиохии
От патриархов шли туда.
Митрополит Исидор русский;
Молдовалашский; от грузин
Епископ и по зову чувства
Епископы, чей список длинн:
Эфеса, Трапезунда, Драмы,
Тырнова, Сард, Лакедемона,
Никеи и Родоса славного
И богословы поимённо.
Решали спор с латинством древний:
Кто главен в Церкви на земле,
О Веры Символе и мере
Догматов папских прежних лет.
И множество от православных,
Упавши в прелесть, продались,
Приняли унию. Бесславно
Прошла же их земная жизнь!
Остались верными немного,
Кто веры не продал своей:
Эфесский Марк, стоявший строго;
Сафрон, Григорий, Исаакей.
Вот так отпал во мрак Царьград.
Уж мёртво греков стало царство.
Поганый турок только рад
добить ушедших в грех ужасно.
Будь проклят унии злой тлен!
Верна Русь будет в православье!
Второй Рим со своих колен
Учить не будет мыслить в яви.
И только Русь Христову веру
В начальной чистоте хранит.
И Церковь Русская без скверны
Над миром ясно воцарит!..
Так заключён Исидор в цепи
И в Тверь сбежал.
Пожар Царьграда
Увидел он в великолепии,
Что продал папе он когда-то.
Погибло царствие ромеев.
В Софии сделана молельня.
Перикла, Ромула идея
Ушла в лоток веков гореньем.
И Христианского Востока
Столица стала градом чёрным
Джизьи и девширме, где стоком
Помоев лито древних слово.
Василий Тёмный
Ты прав, митрополит Иона,
Отныне будет на земле
Русь чтить огонь Христа закона
До завершенья света лет…
Отныне только в Русской Церкви
Остались святость и преемство
Апостольские… Прочье меркнет
Во ереси и непотребстве.
И пусть решением Собора
Епископов со всей Руси
Митрополит назначен. Скоро
Его Москвы князь утвердит.
Рим пал в язычестве, латинстве.
Царьград – от унии иудства.
Москва столп веры держит в кисти
Средь мрака, тлена и распутства.
Настанет день и в нашем роде
Венчается русский царь,
А патриаршество уж всходит
Над Русью, как святой пожар.
В боренье княжеских тщеславий
Умылась кровью тёплой Русь.
Был Ярослав. Батыя стаи
Навёл он, власти алча вкус.
Так от него ползучим ходом
Стал Калита скупать и клеить
По лоскутам свои доходы
В твердыню, жарче суховея.
И дед Василиев упрочил
Москвы над Русью волю крепко.
Росла Москва от ночи к ночи,
Держа бразды правленья скрепу.
Не стало у Руси распутья:
“Литвой? Да в унию и в Польшу?”
“Как Новеград в Ганзу нырнуть?”
Царь на Москве. Нет тропок больше.
По деревням и сёлам разным,
По городам и городочкам
Ходило много всяких сказов,
Суждений, толков, слухов прочих.
Цари – от головы Адама.
От рук его – князья и вои.
От ног – крестьяне. Власы – травы.
Плоть – земли. Кости – камней долы.
От лика – свет. А очи – звёзды.
Дыханье – вихри всей Вселенной.
Всё естество: от царствий грозных
До крошек хлеба – круг нетленный.
А Русь пошла от Руса – сына
Словена, праотца славянства.
Богами, вереницей длинной,
Настали предки в рае ясном.
И вот теперь над Русью всходит
Москва, на царство лоб готовя,
Во всём же человечьем роде
Могучей Русью твёрдо стоя.
III. Господарь
Василий Тёмный
И вот преставился Шемяка.
В затворе на цепи Косой.
Орда раздралась кучей всякой
И бьётся насмерть меж собой.
Литва, как ряска на болоте,
Чуть колыхнёшь, во все концы
Разбьётся вся в разбег, и против
Друг друга признаёт венцы.
Лях с немцем делят торг на Висле,
У тех и этих лишь раздрай:
Купцы, паны, князья и мглистый
Без твёрдой власти хмурый край.
Пока силён король мадьярский,
Враждуя с турскою ордой –
Вот силы наших дней! Но встряски
Отправят их же на покой.
Меж государей христианских
Единства нет во благо турок:
Так продал папа греков царство…
Продаст мадьяр корону сдуру.
Король мадьяр сдал туркам сербов,
Боясь их сил. Как и болгар,
Что раньше сдал – приблизив с неба
Себе на голову пожар.
А будь едины, турок даже
С пустынь персидских б не сбежал.
Но вот, во время грешной блажи,
Сечёт и режет всё кинжал…
Иван III
Осталась Русь, отец, в ответе
За христианский мир… Во мгле
Веков она дорогу светит
Добру и правде на земле.
Василий Тёмный
Я – слеп. И душит огневица
В сухотной боли тело мне.
Уж скоро лет моих страница
Пером допишется в конец.
А что оставлю я? Навеки
Престол единый на всю Русь,
Почти которую во крепи
Собрал я, чуя смерти вкус.
Спас веру, в прелесть не впадая,
Не покупаяся на лжу.
Ломал хребты. И, сна не зная,
Дал бой клеветам и ножу.
Наш род теперь над Русью главный –
Гнездо Ивана Калиты,
Потомка Рюрикова славного.
Отчине нашей нет версты.
Закашлял князь. Палаты своды
Тряслись, в тенях ища дорогу.
Дрожал огонь свечей. Свободно
И тихо отдал душу Богу.
А отчего на свете Правды
Так мало, что совсем и нет?
С того, что Кривда пляшет в градах
А Правда в небе. Вот ответ.
Ушла она, ступая тихо,
Да к горним высям-небесам, –
Её не надо слёзно кликать
На свете грешном голосам.
Не надо звать того, что нету.
Не надо жечь, что не горит.
Как Китеж-град ушёл приметно,
Уйдёт всё то, что в тьме блестит.
Так бросил Дмитрий-князь Шемяка,
В пучину озера свой клад,
Чтоб князь Василей горько плакал
Глазницей, где глаза блестят.
В глухих лесах, где капи молят,
У седокосменных волхвов,
Ответа нет – почто же доля
Такая миру от веков.
Молчат, пожрав петушьей крови,
Их идолицы. Боги же,
Отведав бычьих глав, сурово
Молчат без мыслия кружев.
И упыри, и берегини,
И домовые, леса князь,
И духи – добрые и злые,
Не объяснят вам эту связь.
Ответ пусть каждый будто ищет,
Роняя годы годы на земле.
Преграды пусть даруют пищу
Для осмысления во мгле.
Во мгле сомнений и исканий,
Во мгле усталых образов.
Во мгле мучений и страданий,
Что род людской бьют сто веков.
Во мгле убитой сердца воли
До благой жизни красоты.
Во мгле голимого бессолья,
Где жита пресны и пусты.
Во мгле надруганной жестоко
Любви, изгнанницы судьбы.
Во мгле истошно злого рока,
Несущего под навь гробы.
Найди ответ, мил-человече,
Не потеряв в пути себя.
Уж станет ли с того всем легче –
Сам порешай:твоя судьба.
Скатилось солнце за лесами.
Полезла ночь на небосвод,
И пляшут звёзды жемчугами,
Водя созвездий хоровод.
В густых дебрях свободно рыщет
Непуганное век зверьё.
Поля спят. Реки зябью пышут.
Журчат частушки ста ручьёв.
Смеётя лиственная роща.
Вздыхает, шелестя, камыш.
Надрывно выпь горланит нощно,
Кровь в жилах людям остудив.
Мостки пруда в тумане тропкой
До рек кисейных брешут путь.
Тугим крылом в мрак филин хлопнул,
Вгоняя в сердце липко жуть.
Совсем уж люто на болотах:
Огни ведут не в клад, а в кладь.
И будто ходит тихо кто-то…
Ужели Правду здесь искать?
Ужели там, в надрыве чувства,
Застряло пёрышко с крыла
Её, когда, ступая грустно,
Она путь в небо обрела?..
Как ночью мыслится желанно…
Как ночью хочется пожить…
Тепла, уюта… Как ни странно,
Совсем не хочется уснуть.
Нет, не от поиска ответа.
Нет, не о мыслях мглы времён.
А от того, что больше нету
Чужой злой воли – в ад окон.
